Настоящий полковник

Ну давайте о полковнике. Ах, какой был мужчина!

Когда я увидела его в первый раз, он был задумчив, печален и молчалив. Маленький рост, лысая голова и пронзительные голубые глаза с характерным ленинским прищуром.

М-да…Не везет моей родине с маленькими лысыми пожилыми  людьми, однако. Чего только не приходит им в шишковатые черепа….А мы потом на них в Мавзолее смотрим…За какие такие заслуги, интересно?

Впервые мы встретились в следственном изоляторе. Я пришла на него посмотреть.  Старикан при виде меня привстал, положил руку на левую сторону своего туловища и заговорил…

Часа полтора я внимала, периодически поднося в глазам платок – ему удалось заставить расчувствоваться даже Светку, что уж говорить обо мне. Одним словом, это был великий человек – со времен своей комсомольской юности он занимался государственными делами и следил за страной (вот оно что! Союз-то не просто так развалился!), потом ушел в отставку, занялся бизнесом и продал Тихоокеанский военный флот, после чего про@бал несколько крупных нефтяных компаний.

Это называлось “Какими только проектами я не руководил. Наталья Геннадьевна! К каким людям я был вхож!”

Я из человеколюбия не стала уточнять, из каких именно кабинетов его выкидывали,  но последним был кабинет начальника следствия края. Старикану придали оттуда вращательное движение, когда он “пришел решать вопросы”  и посадили в тюрьму. А мы пришли его защищать.

Мы – это я и мой умный коллега. Коллега, большой специалист в области корпоративного права, читал материалы уголовного дела и плакал от смеха. Написать такое обвинительное заключение можно было только в состоянии глубокой алкогольной интоксикации.

Однако старикан все признал, все подписал, всех сдал, даже тех, кто не имел к его делу вообще никакого отношения, просто чтобы сделать следователю приятно, после чего с чувством выполненного долга сообщил нам, что “он-то все знает, чем дело кончится, ему-то все известно. Вы даже не представляете, Наталья Геннадьевна, какой информацией я обладаю! Если я открою рот, полетят такие люди!”.

Рот он открыл, и люди полетели.

Если вкратце – этот человек купил по бросовой цене полуразвалившееся здание. А потом его продал. Но ему крупно не повезло – женой заинтересованного в здании человека была следователь. И здание решили вернуть. Поскольку законных способов не существовало, все суды были проиграны, доблестные работники правоохранительных органов закатали всех – генерального директора, который продал здание, моего мощного старика, который его купил, бедного человека, которому старик продал здание, жену бедного человека, какого-то их общего знакомого, который я так и не поняла, что сделал (кажется, распечатал из Интернета Устав общества)  и еще юриста, который сдуру сходил в арбитраж.

   В общем, всех, кто терся поблизости, включили в организованную группу мошенников и всех отправили в суд. Я поняла, что эта развлекуха надолго, и без Светки мы не обойдемся. А мы с ней только-только отошли от господина Ч, и я перестала плакать и звать маму по ночам. Мне становилось скучно, и вот – здравствуйте, новые интересные люди!

Светка пришла, послушала о государственных задачах и нефтяных компаниях, почитала обвинение, похихикала, сказала: “Сядут усе!” и мы начали работать.

И грянул суд! Сначала мы, как порядочные, пытались все-таки объяснить всем, желающим слушать, почему в данном уголовном деле отсутствует состав такого преступления, как мошенничество.  Государственный обвинитель, по-моему, вообще не понимала, о чем идет речь, ей было откровенно лень вникать в тонкости корпоративных отношений и она отрывалась от телефона только после того, как отключали Интернет. Тогда она вставала и говорила, что возражает.

Адвокаты несчастного потерпевшего, здоровенного мужика с татуировками на всех видимых глазу местах понимали чуть больше, но все время придуривались. С другой стороны, что им оставалось?

Судья смотрела на нас большими глазами и думала о своем. Мне кажется, она переживала какой-то личный кризис, и ей было вообще не до нас и не до наших версий. Ей было скучно с нами. Периодически ее взбадривала Светка, заявляя ей отвод. Судья уходила думать, потом возвращалась и показывала нам кукиш. В фигуральном смысле, разумеется.

Продолжалось это все два года. Печальный старик смотрел из клетки голубыми глазами. Иногда ему давали слово. И он заводился: “Я занимал очень большие должности! Я руководил людьми! У меня есть благодарности и значок от президента! Я работал генеральным директором нефтяных корпораций!”

Его просили перейти ближе  к делу, но он не мог. “Я хочу нарисовать полную картину!” – говорил он. И ляпал краски на холст.

Мы слушали.  Потерпевший сидел прямо напротив меня и злобно пучил глаза. Иногда его о чем-то спрашивали, он вставал и мучительно пытался что-то произнести. Но он, судя по всему, был человеком дела, а не человеком слова. Он предпочитал глагол существительному. Взорвать там кого-нибудь, закопать, стукнуть по голове дубиной – это запросто. А ответить на вопрос: “Где вы родились?” ему было сложно. Лицо его шло складками, как у шар-пея, и внутри черепа ворочался маленький мозг в поисках ответа на вопрос. Он вспоминал…..

И что в нем нашла следователь, я не понимаю? Когда мы выходили в коридор, его прорывало. “Животное!” – шипел он Светке вслед. Она хихикала и специально ходила мимо него по коридору. Его глазенки наливались красным.

“Мне так он нравится! – признавалась Светка. – Как зыркнет! На меня так никто не орал! Прэлеэстно, прэлэстно!”

“Здравствуйте! – нежно говорила я ему, –   У меня к вам столько вопросов! Я надеюсь, вы готовы ответить?”

“Я тебе машину сожгу, тв-в-в-в-арь!” – обещал этот брутальный индивидуум. Я, вся издрогнув, приникала к проходящим мимо мужчинам, выбирая помоложе и посимпатичней. “Ах! Мне так страшно!”

Привлеченный в качестве обвиняемого юрист, который вообще слабо понимал, что ж он такого сделал, приходил в процесс все время под градусом и норовил уснуть  на лавочке в задних рядах. Он грустил. Он разочаровался в профессии.  Ему все это не нравилось.

Мой старик звонил мне трижды в день. Сначала часов в семь утра, чтобы сообщить, что он проснулся, принял душ, и с бодростью и оптимизмом смотрит в будущее. Я зевала и тихо материлась.

“Да отключи ты телефон!” – злился Рома, вынужденный это все слушать.

Второй раз он звонил в обед, если процесса не было, и перед обедом, если процесс был. Он рассказывал мне о том, как тяжело в тюрьме,  но он мужественно борется с судебно-следственным произволом, и призывал меня не сдаваться.

“Нужно стараться, Наталья Геннадьевна! Да, тяжело, порой невыносимо, но Суворов говорил – тяжело в учении, легко в бою! Никогда не сдавайтесь!” Вот я, например……” – несло его.

Третий раз я имела счастье слушать его на ночь грядущую. “Чем занимаетесь, Наталья Геннадьевна?”.

Рома жестами показывал, в какое конкретно место я должна затолкать телефон и порывался  забрать у меня трубку и сказать, чем именно  я занимаюсь. Я уворачивалась и стыдила его:

“Человек в тюрьме! Ему не с кем поговорить! Ну пусть выскажется!” “Пусть нарисует на стене в камере ухо и туда высказывается!” – орал мой креативный творческий муж, – Почему они у тебя все какие-то ненормальные? Ты им что, кастинг проводишь?”

Мне было жалко старика и стыдно за черствость мужа.

“А пусть вон твоя коллега на стене гуидак в натуральную величину нарисует и на него любуется! Сделай ей слепок” – советовала я, – А моих клиентов не трожь! Они ранимые!”

Коллега, наверно, сильно икала….. Но все когда-нибудь кончается.

Закончился и процесс. Старикану дали четыре года. Юриста оправдали. Того несчастного, который скачал Устав, укатали на семь лет. Ну и остальные получили от души. Теперь мы ждем апелляции.

Старик звонит уже реже. Он разочаровался в правосудии. Ему скоро выходить, и он обещает поехать со мной в Таиланд. Я счастлива до безумия.

Наконец-то мы сможем всласть наговориться…..

Наталья Кудрявцева

Книги Натальи Кудрявцевой можно скачать здесь

Ссылка на основную публикацию